Святитель Геннадий Схоларий. Слово при погребении святителя Марка Ефесского E-mail
20.05.2010 10:41

Мудрѣйшаго учителя Георгія Схоларія, въ послѣдствіи знаменитаго Патріарха Константинопольскаго Геннадія, слово при погребеніи блаженнѣйшаго отца и учителя Марка Ефесскаго, въ мірѣ Евгеника.

 

1. Увы! — о предстоящіе слушатели! всѣ наши благія надежды отходятъ нынѣ! — Нѣтъ тѣхъ несчастій, которыхъ мы не могли бы ожидать теперь, если Всевышній не простретъ намъ Своей десницы и не проявитъ новаго источника благъ. Но нельзя допускать отчаянія и въ самыхъ большихъ злополучіяхъ. Невѣроятнымъ кажется иногда самое событіе! Хотя мы могли всего ожидать, — но не того, что съ нами теперь совершилось! Хотя постоянно претерпѣваемыя нами бѣдствія не многимъ легче, чѣмъ самыя бѣдствія осады, — но, со всѣмъ тѣмъ, постигшее насъ теперь сильнѣе всѣхъ другихъ — и, по истинѣ, верхъ злополучія! Горшаго мы претерпѣть не можемъ, — но мы должны выстрадать! Мы должны утратить всѣ отрады!

2. Онъ отошелъ, увы! изъ среды нашей, этотъ мужъ, котораго мы всѣ вмѣстѣ не можемъ замѣнить! Добродѣтели, которыми онъ былъ украшенъ, не могутъ быть исчисляемы; онъ соединялъ въ себѣ всѣ добродѣтели въ высшей степени. Ему не было въ наше время образца; — таковые мужи являются только по особеннымъ судьбамъ Божіимъ. Кого мы можемъ достойно примѣнить къ нему? Кто можетъ среди насъ сравниться съ нимъ или даже подражать ему?

3. Нѣтъ ничего полезнѣе мудрости какъ для народовъ, такъ и для городовъ, — и едвали не онъ одинъ среди насъ былъ ея настоящимъ представителемъ! Хотя и нѣтъ у насъ недостатка въ мужахъ мудрыхъ, — но онъ былъ выше ихъ всѣхъ, — и въ этомъ можно убѣдиться, сравнивъ труды древнихъ писателей съ его трудами, которые, передъ судомъ правды, ни въ чемъ имъ не уступятъ. Надобно быть весьма легкомысленну или совсѣмъ незнакому съ Еллинскими музами, чтобы сравнивать его краснорѣчіе съ нынѣшнимъ, — и не видѣть въ его словѣ — слово самаго Сократа или самаго Платона. Что же касается до его благочестія и чистоты душевной, то вы, которые проявляете добродѣтель своими дѣлами, — вы только можете ихъ достойно восхвалить; я же могу только благоговѣть передъ нимъ, ибо недостатокъ въ краснорѣчіи препятствуетъ мнѣ быть цѣнителемъ такого мужа.

4. Но я могу сказать о праведности усопшаго отца нашего то, что, будучи еще юношею и прежде, чѣмъ онъ умертвилъ плоть свою во Христѣ, онъ былъ уже праведнѣе пустынножительствующихъ отшельниковъ; что, отбросивъ отъ себя все мірское для Христа и принявъ иго послушанія Богу, онъ никогда не уклонился отъ него, никогда не увлекался суетою міра сего, не прельщался временною славою его — и, до самой смерти, сохранилъ пламенную любовь ко Христу. Живя въ столицѣ, — онъ былъ чуждъ ея жизни, ибо ничто его не связывало съ нею. Глубоко-чтимый всѣми, онъ не только не искалъ почестей, но и не желалъ ихъ. Онъ принялъ высокій санъ духовный единственно для защиты Церкви своимъ словомъ; — ей нужна была вся сила его слова, чтобъ удержать ее отъ совращенія, въ которое уже влекли ее нововводители. Не по мірскимъ соображеніямъ принялъ онъ этотъ санъ; — это доказали послѣдствія. Онъ былъ правосуднѣе, чѣмъ самое правосудіе того требовало, ибо онъ не бралъ на себя изрекать судъ и избѣгалъ шумныхъ судебныхъ преній. Своею кротостью и своимъ человѣколюбіемъ онъ превзошелъ всѣхъ, отличавшихся сими добродѣтелями. Кто былъ доступнѣе его для всѣхъ, обращавшихся къ нему? Кто добровольнѣе его отдавалъ себя на все полезное? Кто убѣдительнѣе его высказывалъ все, что должно было сказать? — и кто болѣе его готовъ былъ все выслушивать? Кто былъ готовѣе его на помощь ближняго? Кто былъ беззлобнѣе его противу тѣхъ, которымъ случилось оскорбить его? Кто былъ болѣе его чуждъ всякой зависти? Но онъ же самый, когда онъ находилъ причины заподозрѣть кого либо въ ухищреніяхъ противу православнаго вѣрованія, — онъ отважно вступалъ въ борьбу съ краснорѣчіемъ противниковъ и не давалъ торжествовать силѣ ложнаго ученія.

5. И вотъ почему его обвиняли въ непомѣрной раздражительности! — и вотъ отъ чего его возненавидѣли нѣкоторые изъ приближенныхъ къ нему! Не вникая въ его побужденія и движимые человѣческими страстями, — они уязвляли этаго великаго мужа какъ своимъ молчаніемъ, такъ и своими словами. О! сколько я выстрадалъ отъ безумной рѣчи одного изъ нихъ, дерзнувшаго во время Соборнаго пренія назвать его, — учителя истины, — обольстителемъ, отвращающимъ отъ истины! Еслибъ новоучители и могли отклонить отъ себя нареканіе въ заблужденіи предлогомъ, что они ведутъ къ той-же истинѣ, но инымъ путемъ, — то и въ такомъ случаѣ могли ли они обвинять въ обманѣ того, кто ведетъ путемъ уже проложеннымъ, которымъ слѣдовали всѣ искавшіе спасенія. Не тотъ ли по истинѣ враждолюбецъ и врагъ мира, кто не обращается на одинъ путь съ нами, хотя и признаетъ его болѣе вѣрнымъ и знаетъ, что, слѣдуя съ нами однимъ путемъ, онъ получаетъ и правильное направленіе, и успокоеніе какъ для себя, такъ и для другихъ? Еслиже, убѣдясь, что мы заблуждаемся, онъ вмѣстѣ съ тѣмъ говоритъ намъ, что мы не находимся въ заблужденіи, для того только, чтобы мы, обольстясь хвалою, приняли его вѣрованіе и, переставъ защищать непогрѣшительность нашего пути, послѣдовали новому пути, который доселѣ преисполненъ для насъ всякаго рода опасеніями, — то не есть ли это поступокъ обольстителя, ищущаго ввести въ заблужденіе другихъ — и вмѣстѣ съ тѣмъ заблуждающагося? — ибо онъ же самый, въ началѣ, призналъ при всемъ Соборѣ непогрѣшительнымъ то самое мнѣніе, которому онъ послѣ того противорѣчитъ!

6. Но этотъ великій отецъ нашъ кротко выслушивалъ злобныя рѣчи, ибо онъ не искалъ превозносить себя и считалъ достаточною обороною противу клеветы свою борьбу за Истину. Онъ помнилъ, что самъ Господь нашъ былъ оклеветанъ. Такъ переносилъ онъ поруганія! И никто изъ насъ, — о стыдъ! — не предсталъ ему на помощь! И я самъ, увы! — молчалъ! Но я не оберегалъ своей личности, а принужденъ былъ, соображаться съ обстоятельствами того времени, — ибо мнѣ не безъизвѣстно было, какая борьба намъ предстояла, еслибъ я, разоблочась, открыто выступилъ на поприще! Я не хотѣлъ также выставлять нашу ученость, — въ которой здравомыслящіе не сомнѣвались, — и ставить себя въ невѣрное положеніе, тѣмъ болѣе, что отъ меня требовалась большая осторожность. За тѣмъ, я сообщалъ блаженному отцу эти соображенія, онъ извинялъ меня, соглашался, — и готовился вновь подвизаться въ предстрящей ему борьбѣ. Не сомнѣваясь въ моихъ чувствахъ, онъ надѣялся побѣдить всѣхъ противниковъ своихъ одною силою истины. Онъ даже полагалъ, что я ему значительно содѣйствовалъ въ этомъ подвигѣ, — какъ бы Ѳизей Ираклу, — но, конечно, одно только великодушіе блаженнаго отца могло приписывать мнѣ такое важное содѣйствіе!

7. Таковыми прелестями святой души и святой рѣчи онъ воспробудилъ всю горячую мою любовь къ нему. Но мы не пріобщились бы достаточно познанію истины, еслибъ онъ не посѣялъ въ насъ первыя ея сѣмяна своимъ ученіемъ и своими молитвами, въ которыхъ онъ часто испрашивалъ у Бога нашего оплодотворенія, — и онъ, болѣе чѣмъ кто либо, пробуждалъ въ насъ рвеніе къ истинѣ. Такимъ образомъ, онъ твердо привязалъ насъ къ себѣ, привлеченныхъ къ нему признательностію; — искренно въ насъ увѣрился, и довѣрился намъ; тѣмъ временемъ болѣе благопріятныя обстоятельства не связывали его дѣйствій. Что еслибъ нынѣ онъ былъ живъ и еслибъ онъ принялъ участіе въ преніяхъ, которыя возникаютъ вокругъ насъ, подобно какъ это было третьяго дня? — въ этихъ распряхъ, гдѣ болѣе хотятъ выказать ученость, чѣмъ объяснить истину!... Не священные догматы предложены намъ были для объясненія, но одни лишь доводы для поддержанія самолюбиваго краснорѣчія, — обыкновенные предвѣстники наступающей брани. Еслибъ кто дерзнулъ здѣсь укорить въ обольщеніи этаго святаго мужа и его послѣдователей, то отошелъ бы смертельно уязвленнымъ и увидѣлъ бы, какъ сильно разитъ данное намъ Богомъ оружіе духовное, — и на него бы самаго обратилось хульное порицаніе превратнаго пониманія, намъ приписаннаго!

8. Но увы! ты опочилъ нынѣ, блаженнѣйшій отецъ! Уста твои сомкнулись! Съ тобою замерли какъ твои, такъ и наши дальнѣйшія дѣйствія, — и теперь, можетъ быть, не одна словесная борьба предстоитъ намъ, но и борьба тѣлесная. Тѣ, которые удержаны были при жизни твоей личнымъ уваженіемъ къ тебѣ, нынѣ — восколеблятся; однимъ словомъ, сколько бурь возникнетъ въ умахъ и сердцахъ, увлеченныхъ собственными побужденіями! Конечно, нѣкоторые предпочтутъ, неся твои тяготы, идти неуклоннымъ путемъ, — но другіе, увлеченные временными благами, совратятся! Въ отношеніи же къ намъ, тѣ, которые, казалось, такъ горячо любили насъ, скоро, можетъ быть, окажутся нашими злѣйшими врагами, хотя мы ихъ ничѣмъ не оскорбляемъ, но лишь не хотимъ противустать истинному вѣрованію нашихъ предковъ. Но мы не можемъ не скорбѣть глубоко, что, утвержденные въ этомъ истинномъ вѣрованіи, мы хранили молчаніе тогда, когда должно было говорить, — и говорили то, чего не слѣдовало говорить. Но мы испрашиваетъ милосердаго прощенія Божіяго, которое врачуетъ обуреваемыхъ слабостями, свойственными человѣчеству, и которымъ по временамъ подвергались нѣкоторые изъ знаменитыхъ учителей.

9. Такъ, дѣла Церкви и нераздѣльной ея сопутницы святой Истины, какъ при тебѣ, такъ и по смерти твоей, всегда охраняемы самимъ Богомъ; — но мы не услышимъ болѣе твоей рѣчи въ нашихъ совѣщаніяхъ; не будемъ уже имѣть въ тебѣ совѣтника во всѣхъ дѣлахъ нашихъ; — ободрителя въ нашихъ правыхъ дѣйствіяхъ; — не будемъ теперь торжественно поражать тѣхъ злобныхъ людей, которые изъ зависти клевещутъ наши вѣрованія, — теперь, когда могущество твоего вліянія изчезло! Когда оно было съ нами, — мы видѣли въ немъ даръ Божій, — мы пренебрегали безумство противниковъ нашего исповѣданія. Лишь ты одинъ, хранившій въ себѣ образецъ всего высокаго, могъ правильно цѣнить совершенство искуства, красоту рѣчи, силу мыслей, правоту догматовъ, — и признавать ихъ безъ зависти въ другихъ. Никто не чувствовалъ болѣе меня твоего превосходства въ таковыхъ качествахъ, и, по этому, могу ли я похвалиться въ томъ, что весьма естественно, — что я болѣе всѣхъ любилъ тебя, чтилъ и мучительно изнемогалъ, видя тебя болящимъ; страдалъ вмѣстѣ съ тобою; страшился предстоявшаго бѣдствія, — и что теперь, когда оно постигло насъ, — я недоумѣваю въ моемѣ отчаяніи, что со мною будетъ теперь!

10. Теперь, — мы смолкнемъ! Мы сдѣлаемся какъ бы тяжкимъ бременемъ для земли, удрученные скорбію твоей кончины, — мы всѣ приверженные тебѣ чрезъ твою къ намъ дружбу, чрезъ твои добродѣтели и находящіеся въ безпрестанномъ опасеніи испытать вящшую злобу и поношенія. То, что было оплодотворено въ душахъ нашихъ, изсякнетъ въ самое то время, когда оно должно было принести плоды и когда мы вполнѣ уразумѣли!

11. Увы! я бесѣдую съ блаженнымъ отцемъ, какъ бы онъ еще былъ живъ и находился среди насъ; — но нѣтъ уже здѣсь его заботъ ни о мнѣ, ни о васъ! Свергнувъ съ себя тяжесть бреннаго тѣла, которое онъ такъ изнурялъ для божественной мудрости и которое чрезъ то процвѣтетъ новою вожделенною жизнію, въ возмездіе за его боренія ради добродѣтели, — онъ теперь духъ безплотный, пресыщается блаженствомъ небеснымъ, которое онъ давно предчувствовалъ и тщился заслужить, живя во Христѣ жизнію сокровенною! Онъ бесѣдуетъ нынѣ со святыми учителями Вѣры, достойный во всѣхъ отношеніяхъ быть къ нимъ сопричисленъ! Уподобляясь имъ, онъ отрекся отъ всѣхъ прелестей жизни, съ которыми онъ даже не былъ знакомъ; предался Богу, и, для Бога, отдался въ послушаніе добродѣтельнѣйшему изъ нашихъ Церковноучителей того времени. Онъ ознаменовалъ себя какъ іерей; — онъ просіялъ будучи архипастыремъ; онъ безстрашно ратовалъ за Церковь и проявилъ себя тверже адаманта въ борьбѣ противу измѣненій въ Вѣрѣ. Онъ чтилъ преданія предковъ, бывъ справедливо убѣжденъ, что они никогда не заводили тщетныхъ споровъ съ новоучителями, — и никогда не отвращались отъ истины, какъ безсмысленные дѣти. Онъ постоянно радѣлъ о своей паствѣ и притомъ въ самое трудрое время, — и даже въ свободныя минуты не вкушалъ сладкаго отдохновенія, борясь противу разныхъ искушеній злыхъ духовъ, но еще чаще противу козней человѣческихъ, перенося все терпѣливо и слѣдуя примѣру святыхъ отцевъ. Онъ претерпѣлъ бы большія страданія, еслибъ не простерло ему руку помощи сердолюбіе Монарха, который, болѣе другихъ, дивился добродѣтели и мудрости этаго святаго мужа.

12. Прекратились ли его заботы о насъ теперь, когда онъ сподобился улучить блаженную жизнь, предавъ себя и насъ правосуднымъ судьбамъ Божіимъ? Но если же и тамъ праведники, слѣдуя внутреннему побужденію, пекутся о насъ и о дѣйствіяхъ нашихъ, — то, конечно, блаженный отецъ, пріобщенный къ ихъ лику, призираетъ насъ.

13. Мы лишились его, увы! противу всякаго чаянія! Не осталось среди насъ наслѣдника его доблестей и мы долго не увидимъ соединенія не только такихъ высокихъ добродѣтелей, но и меньшихъ, каковыя онъ вмѣщалъ въ себѣ. Подобно какъ прошедшій возрастъ нашъ не можетъ къ намъ возвратиться, такимъ же образомъ ни мы, ни потомки наши, не можемъ надѣяться найти въ другомъ человѣкѣ такой души, такой небесный даръ слова!

14. Училища закрылись, соревнованіе къ краснорѣчію угасло, добронравіе сдѣлалось рѣдкимъ явленіемъ, полезный трудъ не уваженъ, добродѣтель не имѣетъ предпочтенія въ глазахъ властей, — она рѣдко встрѣчается, и только испытанія и случай проявляютъ ее по временамъ. Онъ же вмѣщалъ въ душѣ своей, какъ наслѣдіе отцевъ, — и добродѣтель и мудрость въ высшей степени; разработывалъ ихъ какъ свое достояніе, и по этому нельзя удивляться могуществу его вліянія.

15. Но скорбь наша усугублена еще тѣмъ, что онъ похищенъ изъ нашихъ объятій прежде, чѣмъ онъ состарѣлся въ пріотрѣтенныхъ имъ добродѣтеляхъ, прежде, чѣмъ мы могли достаточно насладиться имъ, — во всей силѣ этой преходящей жизни! Ни порокъ, ни ухищренія не въ силахъ уже были поколебать его ума, ни совратить его души, такъ сильно она была пропитана и закалена добродѣтелью! — Еслибъ и сводъ небесный обрушился и тогда бы праведность этого мужа не поколебалась, — сила ея не изнемогла бы, душа его не подвиглась бы и мысль его не ослабла бы ни при какихъ трудныхъ испытаніяхъ!

16. Но единственное свѣтило наше закатилось; свѣтъ нашъ угасъ, соль наша обуялась, источникъ нашъ изсякъ! — какъ растенія, увядшія и изсохшія, не способныя ни цвѣсти, ни приносить плодовъ, — мы обречены отнынѣ жить въ тѣни и мракѣ и нести налегшее на насъ наказаніе! Такъ, оскудѣніе въ мужахъ добродѣтельныхъ есть самое сильное наказаніе Божіе, посылаемое тѣмъ городамъ, которые отступаютъ отъ Него; — оно превыше тяжести осады, превыше голода; — однимъ словомъ, оно превыше всѣхъ подобныхъ несчастій, ибо таковыя могутъ быть отъ нихъ отстранены, если они управляются мужами прозорливыми. О скорбь неутѣшная! Язва неизцѣлимая! Источникъ слезъ неизсякаемый! Сколько сѣтованій, эта горькая вѣсть, — которая скоро обтечетъ всю землю, — сколько общихъ сѣтованій пробудитъ она въ сердцахъ всѣхъ тѣхъ, которыхъ питали слова и ученіе святаго мужа! — хотя онъ не имѣлъ учениковъ, но всѣ, исповѣдующіе истину словомъ и дѣломъ, глубоко чтили ея защитника и питали къ нему то же благоговѣніе и ту же признательность, какъ и къ святымъ отцамъ, подвизавшимся за оную. Какое глубокое потрясеніе восчувствуютъ все страны, на которыя свѣтитъ Солнце правды — не только что нашъ городъ, который первый вкусилъ плоды отнятыхъ у него нынѣ благъ — и потому сильнѣе поколеблется. Увы! мы еще не испытывали подобнаго несчастія! Мы охотно бы искупили его цѣною всѣхъ нашихъ достояній, нашихъ кровныхъ, нашихъ сладчайшихъ связей, еслибъ только эти жертвы могли отвратить такое злополучіе! Я не говорю о тѣхъ, которые при нѣкоторомъ внутреннемъ сочувствіи показываютъ себя безчувственными, но которыхъ скорбь обнаружится въ другое время, хотя она проявляется уже и теперь, но они, — считая себя мудрѣе всѣхъ, хотятъ показать равнодушіе, ставя какъ бы ни во что не только доблесть и мудрость почившаго, но и весь рядъ нашихъ знаменитыхъ учителей, предковъ нашихъ, изъ которыхъ онъ былъ послѣднимъ! Надлежитъ соболѣзновать о нихъ и молиться, да пошлется намъ свыше прежнее единодушіе. Даруй намъ, Боже, это древнее единеніе во славу Своего Святаго Имени и для блага нашего!

17. Мы могли бы, о слушатели, впасть нынѣ въ то отчаяніе, которое овладѣвало варварами въ ихъ семейныхъ бѣдствіяхъ; но мы не въ правѣ безконечно роптать и вопить. Доблести почившаго отца научаютъ насъ благоговѣйно переносить злополучія. Я не соблюлъ обычая надгробныхъ рѣчей, — я скромно говорилъ объ усопшемъ, хотя бы надлежало не столько плачемъ, сколько хвалою почтить память его, а я выразилъ одно только чувство моей глубокой скорби!... Другимъ предстоитъ еще воздать достойную хвалу блаженному мужу. Пойдемъ! надгробный обрядъ кончается… Да будутъ намъ предметомъ подражанія добродѣтели усопшаго и да сохранимъ въ памяти нашей примѣры имъ намъ преподанные!

Печатается по изданію: Не изданныя сочиненiя Марка Ефесскаго [и] Георгiя Схоларiя. / Перевелъ съ рукописей Парижской Императорской библiотеки Авраамъ Норовъ. СПб.: [Въ Типографiи Департамента Удѣловъ.], 1860. – С. 57-77.

http://www.pravlib.ru/gennady_slovo.rar