Епископ Амвросий (Епифанов). Первый преемник Сергия. К 40-летию со дня кончины Патриарха Алексия I (Симанского). E-mail
23.05.2012 13:19

"Странны рассуждения некоторых, может быть, и выдающихся пастырей, разумею Платонова: надо хранить живые силы, то есть ради их поступиться всем. Тогда Христос на что? Не Платоновы, Чепурины, Вениамины и тому подобные спасают Церковь, а Христос. Та точка, на которую они пытаются встать, - погибель для Церкви. Надо себя не жалеть для Церкви, а не Церковью жертвовать ради себя" (Из предсмертного послания священномученика Вениамина Петроградского).

"Есть исповедники, мученики, а есть дипломаты, кормчии, но всякая жертва принимается…

- Вы спасаете Церковь?

- Да, я спасаю Церковь.

- Что Вы говорите, Владыко! Церковь не нуждается в спасении, врата адова не одолеют Ее. Вы сами, Владыко, нуждаетесь в спасении через Церковь" (Из беседы петроградских "иосифлян" с митрополитом Сергием в 1927 г. // Священномученик Дмитрий, архиепископ Гдовский. Сподвижники его и сострадальцы. Жизнеописания и документы. Сост. Л.Е. Сикорская. - М.: Братонеж, 2008. С.88).

Перед нами два прямо противоположных мнения: сугубо церковное, святоотеческое, выраженное архипастырем, идущим за Истину на расстрел, и горделивое, принадлежащее иерарху, плененному страшной мечтой, будто он спасает Церковь и будто можно строить Церковь на человекоугодничестве и неправде.

Исповедники справедливо считали, что ложь рождает только ложь и не может она быть фундаментом Церкви. Очень четко позицию митрополита Сергия, как еретическую, определил в своем послании пастве из заключения епископ Виктор (Островидов): "Являясь во всей своей деятельности еретиком-антицерковником, как превращающий Святую Православную Церковь из дома благодатного спасения верующих в безблагодатную плотскую организацию, лишенную духа жизни, митрополит Сергий в то же время через свое сознательное отречение от истины и в своей безумной измене Христу является открытым отступником от Бога Истины" (Акты Святейшего Патриарха Тихона и позднейшие документы о преемстве высшей церковной власти 1919-1943 // Сб. в 2-х частях. Сост. М.Е. Губонин. - М., 1994. С.635).

В истекающем году Московская патриархия совершала память своего второго Патриарха Алексия (Симанского) в связи с 40-летием со дня его кончины (1877-1970; Патриарх с 1945 г.). При беглом обзоре даже изданий РПЦ МП нетрудно заметить, что деятельность Алексия I также подпадает под приведенное выше определение святителя Виктора, поскольку это деятельность "дипломата", "спасавшего", а вернее - создавшего вместе с митрополитом Сергием, новую церковь.

Сергианство, по определению священномученика Дамаскина (Цедрика), это "сознательное попрание идеала Святой Церкви ради хранения внешнего декорума и личного благополучия, которое необходимо является в результате так называемой легализации" ("Совершается Суд Божий над Церковью и народом русским". Архивные материалы к житию священномученика Дамаскина, епископа Стародубского (1877-1937). Публ. О. Косик // Богословский сборник. Вып. 10. М., Изд-во ПСТБИ, 2002. С. 454-465).

1. Обновленчество

Будущий Патриарх стал известен широкой церковной общественности со времени своего появления в Петрограде в 1921 году, будучи переведен туда викарием из Тихвина. "Красивый из себя, ловкий и любезный, вполне светский, он любил светское дамское общество. Даже во время богослужения он нередко посматривал по сторонам и даже улыбался и раскланивался со знакомыми, хотя и барынями. Среди народа и большинства духовенства он симпатиями не пользовался. Таким бы средненьким ничтожеством он и пробыл до конца дней своих, если бы не печальное его вмешательство в дело снятия запрещения с протоиерея Александра Ивановича Введенского. Введенский за его самовольную отлучку из Петрограда в Москву, за дерзкое попрание прав Патриарха и насильственное его удаление с кафедры был митрополитом Вениамином в мае 1922 года запрещен в священослужении. Это запрещение заметно сильно беспокоило Введенского, и он всячески – то прельщением, то угрозами даже смерти – добивался и даже требовал от Вениамина разрешения от запрещения. Но митрополит Вениамин оставался непреклонным и не убоялся смерти, и запрещения не снимал. Вениамина арестовали домашним арестом, но он не сдавался. К нему не раз являлся Введенский совместно с Бакаевым, бывшим председателем ЧК, но все напрасно. Тогда Введенский стал воздействовать на викариев, которые еще пользовались правом свободного доступа к Вениамину. Но и они не желали просить митрополита…

Введенский совершенно верно оценивая для дальнейшего роста обновления свое правомочие как свободного от запрещения в священнослужении, собирает в квартире Алексея Симанского всех викариев и требует от них снятия с него запрещения. Викарии вполне резонно отказываются, ссылаясь на общецерковные правила. Введенский требует, Бакаев настаивает и грозит, викарии не сдаются. Не один час толковали. Алексий сдавался на разрешение и склонял к нему прочих викариев. Николай все время молчал, Венедикт сильно, но тактично не соглашался, а Иннокентий резко и категорически отказывал. В конце собрания даже и Николай сказал, что не согласен дать разрешение на священнодействие Введенскому. С этим концом все разошлись по домам.

А наутро, к своему ужасу и удивлению, читают в газетах о снятии запрещения с протоиерея Введенского епископом Алексием" (Чельцов Михаил, прот. В чем причина церковной разрухи в 1920-1930 гг. // Минувшее: исторический альманах. М.; СПб., 1994. Вып.17. С. 441-442).

"Признаю потерявшим силу постановление митрополита Вениамина о незакономерных действиях прот. Александра Введенского и прочих упомянутых в послании Владыки Митрополита лиц и общение их с Церковью признаю восстановленными", - писал Алексий в своем воззвании, именуя себя "непосредственным и законным приемником Владыки митрополита Вениамина" (Н.М. Коплев. Указ.соч. С. 242-243).

В этом антиканоническом акте отчетливо видны как минимум два грубейших нарушения канонического порядка церковного управления. Во-первых, священномученик Вениамин при своем аресте управления епархией никому не передавал и оставался законным митрополитом Петроградским в полном объеме принадлежащих ему прав правящего архиерея епархии, причем имел с волей определенную связь, даже посылал послания пастве, и к нему были допускаемы священники со Святыми Тайнами. При таких обстоятельствах Алексий, как старейший из викариев по хиротонии, после ареста святителя оказался лишь формально во главе управления епархиальными делами и мог действовать только как лицо, председательствующее в совете епархиальных викариев. И, во-вторых, при живом каноническом митрополите, хотя и арестованном богоборцами, даже совет викариев не имел никакого права снимать запрещений, положенных законным правящим архиереем.

Налицо не только узурпация власти, но и игнорирование митрополита-мученика как живого, впрочем, Алексий прекрасно знал, что законный святитель из тюрьмы уже не вернется. Впоследствии он оправдывал себя тем, что этот антиканонический поступок совершил в желании облегчить участь митрополита, под давлением ОГПУ, обещавшего сохранить жизнь святителя при условии снятия запрещения с Введенского.

При всей двойственности своей морали, Алексий (Симанский) осознавал, "что Введенский запрещенный весьма нуждался в Вениамине, и последнему требовалось отплатить за запрещение, стерев его с лица земли" (Чельцов Михаил, прот. Указ.соч. С. 442). Тем более, святитель Вениамин в поддержке и помощи Алексия не нуждался. Накануне заключения он, несмотря на требование начальника Петроградского ГПУ И.П. Бакаева, сопровождавшееся угрозой немедленного ареста и расстрела, снять это запрещение, решительно и категорически отказался и подтвердил это запрещение из тюрьмы. Алексий же снял запрещение с Введенского, испугавшись тюрьмы и угроз известного в Петрограде своей жестокостью палача Бакаева, который только за 1920 год провел через подвалы на Гороховой улице более десяти тысяч жителей города.

Таким образом, помимо причастности к участи митрополита Вениамина, Алексий (Симанский) оказал огромную услугу росту и развитию обновленческого бесчинства не только в Петрограде, но и во всей Русской Церкви. Он первым из архиереев признал обновленческое Высшее Церковное Управление и был назначен им на Петроградскую кафедру.

Говорят, что "когда епископ Алексий узнал о расстреле митрополита Вениамина, он разрыдался как ребенок" (Н.М. Коняев. Указ.соч. С. 244). Вероятно, так и было, но порвать с обновленческим ВЦУ епископа Алексия заставило не чувство вины за смерть праведника, а то, что своим противоканоническим деянием он восстановил против себя духовенство, презиравшее его величайшую вину против Церкви и митрополита Вениамина. Он вынужден был просить увольнения от управления епархией у ВЦУ и вскоре был отправлен в трехлетнюю ссылку.

Позже, при встрече с петроградским духовенством, митрополит Сергий (Страгородский) оправдывал Алексия: "Он допустил в прошлом ошибку, но имел мужество ее исправить. При том он претерпел такое же изгнание, как некоторые из его теперешних недоброжелателей" (Иоанн (Снычев), митрополит. Церковные расколы в Русской Церкви 20-х и 30-х годов ХХ столетия – "Григорианский", "Ярославский", "Иосифляндский", "Викторианский" и другие, их особенности и история. Сортавала, 1993. С. 165). Этот аргумент в устах основателя Московской патриархии звучал кощунственно. Можно, конечно, покаянием отмыть с себя кровь митрополита Вениамина, но никаким, даже сверхчеловеческим, мужеством этой "ошибки" исправить уже никак не возможно. И не цинично ли было произносить эти слова перед исповедниками, борцами с обновленцами за Православие, сравнивая их страдания со ссылкой иерарха, открывшего дорогу в жизнь этому самому обновленчеству?

Приходится заметить, что и после ссылки Алексий с обновленчеством так и не порвал окончательно, а петроградское духовенство его так и не простило.

По возвращении из ссылки весной 1926 года он поспешил в Москву к митрополиту Сергию, и нашел с ним, также бывшим обновленцем, полное взаимопонимание. Из Москвы Алексий вернулся с резолюцией об освобождении епископа Шлиссельбургского Григория (Лебедева) от управления Ленинградской епархией и о назначении временным управляющим самого Алексия. Он стал служить в кафедральном храме Воскресения-на-Крови. Однако народ к нему испытывал недоверие, а большинство священнослужителей стало ему противиться, по свидетельству протоиерея Михаила Чельцова, который первый определенно и категорически высказался против Алексия, "не имея сил и права признать его за его величайшую вину против Церкви и митрополита Вениамина и за его громаднейшую услугу обновлению" (Чельцов Михаил, прот. Указ.соч. С. 443).

Обвинения против Алексия стали быстро распространяться по епархии, и не без оснований "пошли толки, что Алексий как был, так и остался обновленцем, что им руководит группа обновленцев" (Чельцов Михаил, прот. Указ.соч. С. 443). Поскольку все больше священников и мирян стало противиться епископу Алексию, он для укрепления своего положения сблизился с либеральной группой духовенства во главе с протоиереем Николаем Чуковым. Эта группа, куда входили иереи-"примиренцы", среди которых видную роль играли Василий Акимов и Николай Чепурин, клирики церкви Покрова Богородицы в Большой Коломне, что впоследствии побудило православного епископа Димитрия (Любимова) покинуть этот храм, вела переговоры с обновленцами, сочувствовала "обновлению" и была готова "объединиться с ним на самых выгодных для него условиях". С участием епископа Алексия эта группа стала вести переговоры с ОГПУ о легализации, что вызвало еще большее подозрение. Ничего доброго не ожидали ни от властей, ни от Алексия, который вновь проявил себя скрытым обновленцем, намечавшим сдвиг духовенства на "прогрессивную платформу". Позднее протоиерей Василий Вергожский на следствии показал: "Алексия Симанского и Николая Ярушевича считали склонными к обновленчеству и чуть ли ни агентом власти. Вот в этой боязни проникновения безбожной власти в Церковь, в особенности через Алексия Симанского, сделавшегося правящим епископом, и крылась причина борьбы, поднятой против него". (Священномученик Сергий, епископ Нарвский, Василий, епископ Каргопольский, Илларион, епископ Поречский. Тайное служение иосифлян. Жизнеописания и документы // Сост. Л.Е. Сикорская. - М.: Братонеж, 2009. С. 81).

Начались ходатайства верного Православию духовенства с требованием к митрополиту Сергию назначить в Петроград правящего архиерея из авторитетных старейших иерархов и удалить Алексия. Сергий был вынужден перевести Алексия на Хутынскую кафедру на правах управляющего Новгородской епархией, а митрополитом Петроградским был назначен Ростовский архиепископ Иосиф (Петровых). Но умный и авторитетный архиерей, горячий молитвенник и истинный монах, не устраивал советскую власть. Он пробыл в Ленинграде лишь три дня, а затем вынужден был жить в Ростове в монастырской ссылке и управлять епархией через викариев. Запрет государственных властей на его въезд в Ленинград был известен Алексию - и он добился себе права остаться в этом городе. Поддерживаемый группой Чукова, он стал служить в церквах своих друзей, а потом - и пассивно-безразличных настоятелей, начав строить интриги против митрополита Иосифа, вероятно, зная, что он уже не вернется. От святителя Иосифа сторонники Алексия потребовали, чтобы он оставил его викарием. В ответ от митрополита было получено письмо с запрещением иноепархиальным архиереям, то есть Алексию, совершать богослужения в храмах епархии. Алексий, возведенный митрополитом Сергием в сан архиепископа, не обращал внимания на это распоряжение и продолжал служить в храмах города, не оставляя интриг против гонимого святителя. Духовенство волновалось, пошли слухи, что владыка Иосиф больше не вернется и что епископ Алексий вскоре снова будет назначен правящим архиереем в сане митрополита.

Православные пастыри стали требовать исполнения распоряжения святителя Иосифа, своего законного архипастыря. По свидетельству протоиерея Михаила Чельцова, "произношению его имени за богослужением все мы придавали большое значение, - значило оно, что у нас все-таки есть правящий епископ, а потому все поползновения друзей Алексия и К° провести Алексия к нам в митрополиты должны были оставаться в области лишь мечтаний" (Чельцов Михаил, прот. Указ.соч. С. 452). Эта борьба между двумя группами петроградского духовенства не была просто распрей из-за личных отношений между духовенством или из-за симпатий и антипатий к тем или иным архиереям, а была противостоянием двух церковных направлений – соглашательского полуобновленческого и бескомпромиссного, строго православного.

2. Сергианство

Имя епископа Алексия (Симанского) вновь возмутило умы и чувства ревнителей православной Истины в Петрограде уже в 1927 году, когда стало распространяться пресловутое послание митрополита Сергия и его "синода" от 16/29 июля, в дальнейшем известное как Декларация, которой церковная власть связывала себя с советским правительством, подчиняла себя ему и, теряя свою духовную во Христе свободу, вставала на путь соглашательства и пособничества безбожной власти.

Появлению этого деяния предшествовали знаменательные беседы начальника 6-го ("церковного") отделения Секретного отдела ОГПУ Е.А. Тучкова – главного координатора "борьбы с церковной контрреволюцией" - с двумя виднейшими иерархами Русской Церкви митрополитом Казанским Кириллом (Смирновым) и архиепископом Угличским Серафимом (Самойловичем).

"Между Тучковым и митрополитом Кириллом произошел, по свидетельству очевидцев, примерно такой разговор:
- Если нам нужно будет удалить какого-нибудь архиерея, вы должны будете нам помочь.
- Да, если он будет виновен в каком-либо церковном преступлении. В противном случае я скажу: брат, я ничего не имею против тебя, но власти требуют тебя удалить, и я вынужден это сделать.
- Нет, не так, - ответил Тучков, - Вы должны сделать вид, что делаете это сами и найти соответствующее обвинение!
Владыка Кирилл, конечно, отказался:
- Евгений Алексеевич! Вы не пушка, а я не бомба, которой вы хотите взорвать изнутри Русскую Церковь!" (В. Мосс. Православная Церковь на перепутье (1917 - 1999) / пер. с англ., редактор перевода Т.А. Сенина - СПб., 2001. С. 142).

А вот что свидетельствовал в 1983 году М.Н. Ярославский, бывший в свое время старшим иподиаконом священномученика Серафима: "В течение ста дней владыке Серафиму пришлось управлять всей церковью… Это было в 1926 году. Владыка мне говорил, что ему как главе Церкви, власти тогда предложили Синод. И указали, кого назначить членами Синода. Он не согласился… И сразу получил три года Соловецких лагерей. А вскоре был освобожден митрополит Сергий. И им был создан Синод из всех членов, которых власти предлагали владыке Серафиму" (Ардов Михаил, протоиерей. Прописные истины. – М., 2007. С. 164).

При такой твердой стойкости исповедников Церкви могла угрожать лишь измена со стороны первоиерарха, и богоборцы нашли такую "бомбу", чтобы взорвать изнутри Русскую Церковь, в лице митрополита Сергия (Страгородского). Он и создал свой "синод", в основном из бывших обновленцев, в числе которых был и архиепископ Хутынский Алексий (Симанский). "Эта последовательная связь между ведущими обновленческими иерархами начала 20-х гг. и сергианскими иерархами после 1927 г. выражает вовне внутреннюю связь между этими двумя движениями. Она показывает, что сергианство действительно есть "новообновленчество", продолжение того же самого еретического движения в более утонченном виде" (В. Мосс. Указ. соч. С. 70).
Вышеприведенные беседы Тучкова со священномучениками Кириллом и Серафимом красноречиво свидетельствуют, что Алексий (Симанский) не просто был завербован ОГПУ, но и активно сотрудничал с тоталитарным режимом. Он сделал свой выбор, и в дальнейшем шел по этому пути настойчиво и жестко.

В Петрограде православие членов нового сергианского "синода", заявившего о себе Декларацией, было взято под сильное подозрение, доверие к ним было подорвано. "А нахождение среди них имени Алексия, бывшего нашего викария, а теперь архиепископа Хутынского, настраивало большинство из нас против Синода", - писал о. Михаил Чельцов (Чельцов Михаил, прот. Указ. соч. С. 456). Отныне дальнейший путь Алексия (Симанского) на протяжении долгих семнадцати лет будет неразрывно связан с Сергием (Страгородским). Он бок о бок совершал "церковную революцию", нарушая основные для Православия экклезиологические, литургические и догматические принципы.

12 сентября 1927 года митрополит Петроградский Иосиф указом сергианского "синода" был отстранен от управления Петроградской епархией и перемещен на Одесскую кафедру. "Вызванный по этому случаю в Москву, и узнав, что перемещение вызвано интригами отдельных лиц из духовенства, я заявил, что нахожу прещение по таким причинам – незаконными", - писал Владыка в своих показаниях на следствии в 1930 году (Священномученик Иосиф, Митрополит Петроградский. Жизнеописания и труды / сост. М.С. Сахаров и Л.Е. Сикорская. - СПб.: "Кифа"; "Издательство Олега Абышко", 2006. С. 114). Можно не сомневаться, что в роли инициатора этих интриг выступил Алексий (Симанский), давно не желавший, чтобы Святитель Иосиф пребывал в Ленинграде.

Огромную волну возмущения среди духовенства и прихожан по всей России вызвало лживое заявление митрополита Сергия в интервью ТАСС в феврале 1930 года, что "в Советском Союзе никогда не было и в настоящее время не происходит никаких религиозных преследований", что "церкви закрываются не по приказу властей, а по желанию населения, а во многих случаях даже по прошению верующих, что в Советском Союзе нет гонимых епископов за веру, а есть лишь политические преступники и контрреволюционеры". Эту ложь Алексий I будет еще неоднократно повторять не только при Сталине, но и при Хрущеве, и при Брежневе, произнося клевету на Церковь, срывая с Нее мученический венец, втаптывая его в грязь у ног безбожников.

По утверждению современных историков Московской патриархии, Сергий, делая свои лживые утверждения, спасал жизнь арестованных епископов, что ему в противном случае, якобы, угрожали их расстрелом. Но Алексий (Симанский) прекрасно знал цену большевицким обещаниям, начиная с истории казни священномученика Вениамина. Ставя свою подпись под утверждением, что его страдающие братья являются политическими преступниками и контрреволюционерами, он не спасал их жизнь, а напротив, вполне осознанно повторял "иудино предательство", совершенное в 1922 году. И народ в то время это прекрасно понимал. Вот что происходило в епархии, которой Алексий управлял непосредственно: "Среди верующих города Новгорода возрастает возмущение и принимаются решения не приглашать для служений архиепископа Симанского, подписавшего интервью" ("Совершенно секретно. Срочно. Лично Тов. Тучкову". Донесения из Ленинграда в Москву, 1928-30 годы / Декларация, вступление и примечания А. Мазырина // Богословский сборник. Вып. 11. М., Изд-во ПСТБИ, 2003. С. 342).

В 1933 году, когда уже было расстреляно или арестовано все "иосифлянское" и неравнодушное к истине духовенство, Алексий, наконец, получил от митрополита Сергия назначение на вожделенную Ленинградскую кафедру. Во время чудовищных по жестокости и масштабам гонений, каких не знала ни античная, ни средневековая история, он, под руководством Сергия, которого именовал "мудрым кормчим", раболепство и угодничество перед безбожниками выдавал за доблесть, возводил некий экклезиологический догмат – и самая обширная, самая стойкая в своем вероучении Российская Православная Церковь выродилась в беспомощную Московскую патриархию.

3. Сталинский Патриарх

Не совсем точно и справедливо утверждать, что Московская Патриархия "родилась в 1927 году". 29 июля 1927 года – дата появления на свет сергианства как ереси и дата возникновения порожденного ею сергианского раскола. В годы войны с Германией между коммунистами и подвластными им церковниками было заключено некое подобие конкордата, и 4 сентября 1943 года на развалинах сергианского и обновленческого расколов по приказу Сталина была учреждена покорная и безгласная Московская патриархия. Тиран лично принял трех митрополитов – Сергия, Алексия и Николая, беседовал с ними весьма приветливо и высочайше разрешил "выборы" Патриарха, назначив на эту должность доказавшего свою преданность Сергия (Страгородского). Взамен этого предписывалось сергианам и "бывшим" обновленцам "бороться за мир во всем мире", подтверждать любую коммунистическую ложь и внушать всему свету, будто в Советском Союзе вот-вот будет построен вожделенный "рай на земле". Вот при таких антиканонических, весьма сомнительных обстоятельствах митрополитом Сергием при соучастии Алексия (Симанского) под "мудрым" руководством "отца народов" и "всесоюзного палача" Л.П. Берии и была создана марионеточная советская церковная организация.

После смерти в 1944 году Сергия Алексий становится местоблюстителем, а затем, как проявивший несомненную верность советской власти, назначается Патриархом. Хотя 2 февраля 1945 года в столичном Воскресенском храме в Сокольниках его формально и избрали на безальтернативной основе Патриархом, он никогда не забывал, кому в действительности был обязан своим саном. Алексий (Симанский) изливал убийце многих миллионов людей, самому жестокому и коварному тирану из всех, каких знала человеческая история, такие льстивые дифирамбы, на какие оказались неспособны фанатичные большевики. В своих статьях и проповедях он именовал Сталина "Богоданным Вождем нашим", "любимейшим Вождем народа нашего, гениальным Верховным Главнокомандующим нашего воинства, Богом поставленным на свой подвиг служения нашей Родине", "величайшим из людей современной нам эпохи, гениальным Вождем многомиллионного государства", "гениальным Полководцем наших воинских сил и горячо любимым Отцом народов нашей страны" ("Журнал Московской Патриархии". 1944. №№ 5, 10, 11; 1945. № 5).

Но самой трагикомической была, пожалуй, поздравительная телеграмма, которую Патриарх Алексий I направил Сталину 21 декабря 1949 года – в день его 70-летия. В его приветствии говорилось: "Примите, дорогой и глубокочтимый Иосиф Виссарионович, от Русской Православной Церкви, всегда Вам благодарной за Ваше исключительное внимание к ее нуждам, и от меня лично самые искренние и сердечные поздравления в близкий для всех нас день славного семидесятилетия Вашего вместе с горячими пожеланиями Вам многих и многих лет здоровья и счастья. Мы усердно молимся об этом и искренно свидетельствуем, что эти пожелания исходят от заветных чувств наших к Вам, неуклонно ведущему Родину нашу к благоденствию, счастью и славе" ("Журнал Московской Патриархии". 1949. № 12). В тот же день Алексий (Симанский) совершил праздничный молебен и обратился к молящимся с речью: "Сегодня наша страна празднует день рождения и семидесятилетие своего Вождя, Иосифа Виссарионовича Сталина. Со всех концов мира несутся к нему выражения любви, приветствия, благожелания, признания его великих заслуг перед Родиной, перед всем тем нравственно-высоким, что составляет идеал стремлений человечества… Мне нет нужды, ибо это всем нам хорошо известно, излагать здесь его великие заслуги перед Родиной нашей в деле укрепления ее мощи, в деле ее необыкновенного преуспевания во всех отношениях, во всех отраслях труда; нет надобности напоминать вам и о том, что благодаря его гениальному руководству наша славная армия в годину тягчайших испытаний, постигших наше Отечество, когда на него напал сильный и злобный враг, - одержала победу над этим врагом, и Родина наша вышла из горнила испытаний еще более сильной, славной и мощной. Всякий, кто лично знаком с нашим Вождем, поражается обаянию его личности; он покоряет собеседника своим внимательным отношением ко всяком делу; ласковостью; своей необыкновенной осведомленностью во всяком деле; силой и мудростью слова; быстрым и благоприятным решением каждого представляемого ему дела и вопроса. Мы, церковные люди, должны благодарить его особенно за его участливое отношение к нашим церковным нуждам; всякий церковный вопрос, соприкасающийся с гражданскими сферами, он разрешает в благоприятном для Церкви смысле. Святая Церковь наша имеет в нем верного защитника…" ("Журнал Московской Патриархии". 1950. № 1).

Еще более холуйскими эпитетами был испещрен приветственный адрес юбиляру, подписанный Алексием I и всеми тогдашними епископами Московской патриархии: "Глубокочтимый и дорогой Иосиф Виссарионович! В день Вашего семидесятилетия, когда всенародное чувство любви и благодарности к Вам – Вождю, Учителю и Другу трудящихся – достигло особой силы и подъема, мы, церковные люди, ощущаем нравственную потребность присоединить свой голос к мощному хору поздравлений и выразить Вам те мысли и пожелания, которые составляют особенно драгоценную часть нашего духовного достояния. Как граждане великой Советской страны и верные чада своего народа, мы прежде всего глубоко чтим подвиг Вашей многоплодной жизни, без остатка отданной борьбе за свободу и счастье людей, и усматриваем в этом подвиге исключительную силу и самоотверженность Вашего духа. Нам особенно дорого то, что в деяниях Ваших, направленных к осуществлению общего блага и справедливости, весь мир видит торжество нравственных начал в противовес злобе, жестокости и угнетению, господствующим в отживающей системе общественных отношений" ("Журнал Московской Патриархии". 1949. № 12).

9 марта 1953 года, в день похорон Сталина, во время панихиды по тирану в своем кафедральном соборе Алексий (Симанский) обратился к прихожанам со словами: "Великого Вождя нашего народа Иосифа Виссарионовича Сталина не стало. Упразднилась сила великая нравственная, общественная сила; сила, в которой народ наш ощущал собственную силу, которой он руководился в своих созидательных трудах и предприятиях, которой он утешался в течение многих лет…" ("Журнал Московской патриархии". 1953. № 3).

Льстивый иерарх дословно позаимствовал этот пассаж из некролога И.С. Аксакова, посвященного памяти митрополита Филарета (Дроздова). Отец Михаил Ардов пишет, что когда он впервые прочитал речь Патриарха, то задался вопросом: "Чего тут больше – цинизма или холуйства?" А когда в № 7 ЖМП за 1997 год была напечатана часть некролога, посвященного Аксаковым святителю Филарету, он пришел к выводу, "что в данной речи Патриарха Алексия I цинизм безусловно превалировал над холуйством" (Ардов Михаил, прот. Указ. соч. С. 193-194). Это абсолютно справедливо.

В издававшемся при патриаршестве Алексия (Симанского) "Православном церковном календаре" государственные праздники значились наряду с церковными. Например, 9/22 января (с указанием старого стиля!) "День памяти В.И. Ленина и 9 января 1905 года" был выделен много более крупным шрифтом, чем память, св. Филиппа, Митрополита Московского. Здесь уже кощунство превалирует над цинизмом.

Алексий I был не просто "советским Патриархом" – ему отводилась определенная роль и во внешней политике коммунистического государства. Сразу после своего назначения на должность руководителя Московской патриархии он начал совершать поездки за рубеж "для укрепления связей РПЦ с православным миром, для вовлечения других Православных Церквей в борьбу с Ватиканом, для широкой проповеди достижений Страны Советов". Русская Церковь оказалась буквально в центре "большой политики".

Представители Московского патриархата пытались (и не безуспешно) расколоть как приходские общины, так и целые епархии Русской Православной Церкви Заграницей и включить их в свою юрисдикцию. В период 1946-1948 годов представители Московского патриархата вели тайные переговоры с Константинопольским Патриархом Максимом V (Вапорцисом), симпатизировавшим греческим коммунистам и Советскому Союзу. Советская сторона желала, чтобы Вселенский Патриарх на определенных условиях уступил первенство чести Московскому Патриарху. Соответственно и РПЦ заняла бы лидирующее положение среди поместных православных Церквей, а Москва стала бы центром мирового православия. С этой целью представители РПЦ щедро одарили восточных патриархов крупными суммами в иностранной валюте, желая найти в них поддержку своим внешнеполитическим планам. Неожиданно в разгар переговоров Вселенский Патриарх Максим V, видимо, не без участия США, был смещен с патриаршего престола членами своего Синода. В официальной справке Вселенской патриархии говорится, что патриарх Максим в 1948 году "тяжело заболел и полностью отошел от дел", скончался же экс-патриарх только в 1972 году. Таким образом, плану Сталина и РПЦ по созданию "Православного Ватикана" не суждено было осуществиться" ("НГ-религии". № 22 (260), 23 декабря 2009 г.).

Продолжал Алексий активно заниматься внешней политикой и после смерти "Богоданного" покровителя в 1953 г. Почти во всех своих Рождественских и Пасхальных посланиях он не забывал линчевать "американский империализм" и не мог "не испытывать скорби при мысли о том печальном и чуждом духа христианского явлении, что целые народы в Азии и Африке все еще продолжают находиться в условиях внутреннего неустройства, порождаемого вмешательством в их жизнь со стороны некоторых иностранных держав; что в ряде стран все еще сохраняет силу чужеземное иго" (Рождественское послание 1964/1965 года. "Журнал Московской патриархии". 1965. № 1).

В 1963 году, на праздновании 50-летия служения Патриарха Алексия в архиерейском сане, архиепископ Ярославский Никодим (Ротов) говорил: "В октябре 1962 года, когда мир был на грани страшной ракетно-ядерной войны в результате кризиса в районе Карибского моря и всему человечеству угрожал новый военный пожар, Святейший Патриарх Алексий совместно с главами церквей и религиозных объединений в нашей стране направил главам всех правительств мира, предстоятелем всех христианских Церквей и христианам всего мира послание, в котором содержался призыв к Правительству США "проявить благоразумие" во имя сохранения вожделенного всем человечеством мира" и призыв ко всем христианам – выступить с немедленным решительным протестом против агрессивных акций Правительства США…" ("Журнал Московской патриархии". 1963. Юбилейный выпуск. С. 75). Разумеется, что деятельность советского руководства, развязавшего этот кризис, советский Патриарх не осуждал и каких-либо посланий Хрущеву не подписывал.

18 февраля 1965 года Алексий (Симанский) выступил с Заявлением в связи с интервенцией США против Вьетнама, в котором писал: "Эти произвольные и бесчеловечные действия, как бы их ни пыталось оправдать правительство США, находятся в вопиющем противоречии не только с элементарными нормами международного права, но и христианской морали" ("Журнал Московской патриархии". 1965. № 3). При этом злодеяния советского правительства при вводе советских войск в Венгрию и Чехословакию Патриарх не осуждал.

Современные официальные исследователи уверяют, что участие Алексия (Симанского) во внешнеполитических играх советской власти "было вынужденным", что на его активизацию он шел "ради блага Церкви", "для ее сохранения в условиях тоталитарного режима Сталина и хрущевских гонений", что, "идя на компромиссы, он хранил верность догматам православной веры и воспитывал народ церковный в традициях исконного русского благочестия". Насколько утверждения о стремлении Патриарха Алексия I "спасти Церковь" соответствует действительности, можно видеть из трудов тех же самых патриархийных историков. Так, например, священник Сергий Гордун в своей работе "Русская Православная Церковь при Святейших Патриархах Сергии и Алексии" приводит Справку заместителя председателя Совета по делам РПЦ при Совете министров СССР В. Фурова, в которой тот отчитывается о своей беседе с Патриархом Алексием 9-10 июня 1961 года: "Патриарх положительно встретил и поддержал почти все конкретные вопросы, поставленные мною в беседе по рекомендации Совета. Он выразил готовность дать указания наместнику Загорской лавры о прекращении торговли в иконной лавке и ликвидации "водного источника" /…/, дал согласие на закрытие Михайловского, Лебединского, Липчанского монастырей и монастыря "Глинская пустынь", принял предложение о переводе Одесской духовной семинарии в другое помещение. Вместе с тем он заявил, что писать Указ о закрытии монастырей ему, как главе Церкви, тяжело, но он дает соответствующее указание правящим архиереям другим путем, устно или через Синод" ("Вестник Русского Христианского Движения". Париж - Нью-Йорк - Москва, № 158).

4. Экуменизм.

Принято считать, что со вступлением Московской патриархии во Всемирный совет Церквей на IV Генеральной ассамблее ВСЦ в Нью-Дели в декабре 1961 года говорить о ее верности Православию уже не приходится. В действительности, какого-либо видимого догматического переворота или духовного падения в 1961 г. не произошло. Это было естественное и плавное продолжение того курса, в рамках которого Алексий (Симанский) в марте 1945 года, сразу после того как стал Патриархом, по заданию Сталина инициировал созыв в Москве Всемирной Конференции Христианских Церквей (без католиков) под эгидой Московского патриархата - то есть того самого Всемирного совета Церквей, который возникнет в Амстердаме двумя годами позже. Однако сталинская "экуменическая" идея была парализована "неконструктивной" позицией Александрийской, Антиохийской и Кипрской Церквей. К тому же и выступление Патриарха Алексия на греческом радио с призывами к грекам воевать на стороне коммунистов – то есть, по сути, убивать истинных христиан во имя коммунистической революции - не вызывали к нему в православном, да ив инославном мире симпатий.

Таким образом, сталинская администрация временно потеряла контроль над зарождающимся экуменическим движением. Состоявшееся в Москве в 1948 году Совещание глав и представителей автокефальных Православных Церквей приняло резолюцию, в которой указывалось, что "целеустремления экуменического движения /…/ не соответствуют идеалам христианства и задачам Церкви Христовой, как их понимает Православная Церковь". В этой связи особо отмечалось неприемлемое для Православия направление экуменическим движением своих усилий в русло социальной и политической жизни (Деяния Совещания глав и представителей автокефальных Православных Церквей. М., 1949, т. 2). Но это "антиэкуменическое" совещание никак не свидетельствует о том, что убеждения Алексия (Симанского) за три года изменились, и он возвратился на стезю Православия, а "было не более чем реакцией на провал экуменической затеи, перехваченной капиталистами. Совещание продемонстрировало единство православных иерархов стран восточного блока, но в таком ограниченном качестве он мало интересовало Сталина"(Е. Холмогоров. Московская Патриархия глазами "доброго следователя". "Церковность". М., 2000. № 1. С. 51). Прошло немного времени, и в записи беседы нового председателя Совета по делам Русской Православной Церкви при Совете министров СССР В.А. Куроедова с Патриархом Алексием, состоявшейся 15 сентября 1960 года, появилась такая фраза: "Патриарх принял рекомендацию Совета о вхождении Русской Православной Церкви в члены Всемирного Совета Церквей и расценил это как крупную акцию со стороны Русской Православной Церкви в ее деятельности за рубежом". (Гордун Сергий, свящ. Русская Православная Церковь при Святейших Патриархах Сергии и Алексии. Вестник РХД. № 158. 1990-1. С. 134). Вступлением Московской патриархии во Всемирный совет Церквей в 1961 г., сопровождавшимся подписанием вероисповедного "Базиса" этой организации, Алексий (Симанский) фактически согласился с учением, что Православная Церковь не является исключительной Единой, Святой, Соборной и Апостольской Церковью.

5. Политический сыск.

Как известно, советские иерархи, состоявшие на службе в ОГПУ-НКВД-КГБ, периодически направлялись "родиной" на довольно неблагодарные "участки". В 1945 г. Московская патриархия обратилась к русским эмигрантом с призывом: "Родина простила, Родина зовет!" В ответ доверчивые русские архиереи принимали советское гражданство, и, въехав в СССР, тут же арестовывались, получая по 10 лет лагерей. Некоторые из них окончили потом жизнь под домашним арестом, другие - в монастырском заточении, а иные скоропостижно отошли в вечность. Находясь в рамках советской действительности, Алексий не мог не осознавать, что, возвратившись из-за рубежа на Родину, все архиереи-эмигранты будут осуждены по политической статье 58-10, но, естественно, не возвысил своего голоса в защиту тех, кого заманили в ловушку.

Еще в 1943 году, будучи митрополитом Ленинградским, он лишил сана и монашества иеромонаха Павла (Лигора) и дал указание своему секретарю сообщить об этом в адмнадзор при Ленинградском городском исполкоме Совета депутатов трудящихся. Секретарь написал: "Сообщается, что резолюцией митрополита Ленинградского Алексия от 24 ноября с.г. иеромонах Павел Лигор (Свято-Троицкая церковь в Лесном) лишен сана и монашества за клятвопреступления перед Богом, измены совести, попрания святости священного служения Богу и впредь именуется Петр /…/ Лигора" (Шкаровский М.В. Иосифлянство: течение в Русской Православной Церкви. СПб.: НИЦ "Мемориал", 1999. С. 262.). Если даже допустить, что к этому "иосифлянскому" священнослужителю Алексий имел бы какое-то право применять канонические санкции, то зачем же осведомлять об этом государственные органы?

В таком же ключе действовали и приближенные к Алексию его сотрудники-архиереи. В 1946 году митрополит Ленинградский Григорий (Чуков) сообщал тем же органам: "Лишенный сана и монашества /…/ бывш. Иеромонах Павел (в мире Петр) Лигор совершает требы на домах у верующих в Лесном, а также совершает богослужение у бывш. Часовни Блаженной Ксении на Смоленском кладбище и совершает отпевание покойников на могилах на Богословском кладбище г. Ленинграда" (Там же. Сс. 263-264). Сотрудник центрального аппарата Совета по делам Русской Православной Церкви при Совмине СССР писал уполномоченному по Татарской АССР в 1947 году: "Епископ Казанский и Татарский Гермоген… сообщает, что в пределах Казанской епархии существует ряд православных священников, которые, не состоя в общении с местным епископом, не имея антиминсов и мощей, бродят по городам, селам и деревням ТАССР, совершают требы". Далее он называет фамилии не менее тринадцати таких священников (Погасий А.К. Церковные расколы в российском православии XIV- начала ХХ веков. - Казань: Изд. дом "МедДок", 2009. С. 151).

25 апреля 1949 года председатель Совета по делам Русской Православной Церкви Г.Г. Карпов писал в правительство: "Патриарх и епископат в своих письмах в Совет многократно писали о принятии административных мер к таким, как они называют, "самочинным" службам и по отношению духовенства, совершающего "требы" без регистрации, /…/ но во всех этих случаях они исходят из своих интересов" (Беглов А. В поисках "безгрешных катакомб". Церковное подполье в СССР. - М.: Издательский Совет Русской Православной Церкви, "Арефа", 2008. С. 202).

6. Епископат.

Следует отметить, что все эти доносчики из епископата так или иначе имели в прошлом непосредственное отношение к обновленчеству: сам Алексий некоторое время возглавлял обновленческое ВЦУ, Гермоген в течение довольно длительного периода был обновленческим архиереем, а Григорий (прот. Николай Чуков) был активным инициатором переговоров соглашательского петроградского духовенства с обновленческим ВЦУ о соединении с ним на "самых выгодных для него условиях".

Вообще, в первые годы патриаршества Алексия I его епископат в основном состоял из "покаявшихся" обновленцев. Между прочим, сам он покаяния, даже такого как митрополит Сергий, не приносил, а лишь написал в обновленческоеВЦУ прошение об увольнении на покой. Довольно колоритной личностью из этого "раскаявшегося епископата" был архиепископ Калининский Василий (Ратмиров), который с 1922 по 1941 гг. был членом обновленческого "синода" и в сане митрополита занимал Курскую кафедру, после чего отказался от сана и был делопроизводителем обновленческого "синода" в звании мирянина, а в 1941 году принес покаяние и был принят митрополитом Сергием в церковное общение "в сущем сане" (Гордун Сергий, свящ. Указ. соч. Вестник РХД. № 158, 1990-1. С. 88).

В период патриаршества Алексия (Симанского) в Московской патриархии было совершенно 129 хиротоний новых епископов, из которых 57 он возглавил лично. Его поклонники говорят, что "пастырская деятельность Святейшего Патриарха Алексия выразилась в заботе о замещении архиерейских кафедр достойными кандидатами" ("Журнал Московской патриархии", 1965, № 2. С. 74), что "с первосвятительской ответственностью он возглавлял архиерейские хиротонии, на себе познав исключительную важность и высокую дерзновенность архиерейского служения" (Смирнов Вадим, прот. Памяти Святейшего Патриарха Алексия. "Журнал Московской патриархии", 1990, № 6. С. 11). О "несомненном достоинстве" архиереев, о которых "с первосвятительской ответственностью" так заботился Патриарх Алексий, красноречиво говорят сами патриархийные источники.

"Спокойная жизнь закончилась сразу вслед за назначением владыки Григория митрополитом Минским и Белорусским. Его место на кафедре занял епископ Иоасаф (Лелюхин), поистине "волк в овечьей шкуре", как о том свидетельствуют воспоминания верных чад Церкви и документы Совета по делам Русской Православной Церкви при Совете министров СССР. В частности, уполномоченный в своем отчете за 1959 г. писал: "О том, что правящий епископ прислушивается к нашим советам и не стремится укреплять устои церкви, говорят и такие факты: в июне, когда мною на приеме было устно объявлено Иоасафу о решении по вопросу закрытия Тихвинского женского монастыря в Днепропетровске, он в веселом тоне заявил: "Давно бы надо было ликвидировать это кодло". /…/ В августе 1959 г. в гор. Днепропетровске закрыт женский монастырь, в течение года закрыта 21 церква и монашеский дом. /…/ Вопросов к Совету у меня нет, но есть просьба к совету о том, что если в случае патриарх обрушится на епископа Иоасафа за большое количество закрытых церквей и молитвенных домов, поддержать Иоасафа, потому что он все для нас делает, но только боится, чтобы патриарх его не наказал" (Пономаренко. Д.А. "Такое мягкое, любящее сердце": Жизнеописание епископа Можайского Стефана (Никитина). Вестник ПСТГУ. История Русской Православной Церкви. 2007. Вып. 1 (22). C. 83).

"Антоний (Кротевич). /…/ Нередко у А. складывались конфликтные отношения с епархиальными клириками и паствой. В разных епархиях его обвиняли в том, что он не проявляет должного рвения в противодействии закрытию храмов и, исполняя указания уполномоченных Совета по делам религий при СМ СССР, делает слишком большие и не всегда необходимые услуги властям. В частности, сразу после прибытия в Ивановскую епархию А. передал городским властям дом епархиального управления с домовым храмом, епархиальные автомобили; по распоряжению А. были сожжены епархиальные архив и б-ка, часть книг из которой была архиереем отдана городу. В Патриархию жаловались и на его деспотическое отношение к духовенству" (Православная энциклопедия. Том 2. М.: Церковно-научный центр "Православная энциклопедия". Сс. 628-629).

"Главным императивом деятельности Алексия в роли главы М.П. было – "не выходить за рамки наших прав" - любая инициатива верующих и епархиальных архиереев, любое проявление не разрешенного властью религиозного чувства, типа паломничеств к святым местам, вызывало у патриарха протест и даже обвинения церковного народа в "язычестве". Но не радовали его и неразрешенные просветительские попытки – трудно себе представить более удручающий документ, чем письмо патриарха архиеп. Луке о заведенных тем воскресных школах: "Стыдно перед властью, давшей церкви такие обширные права… Допустим же невозможное – разрешены воскресные школы! Сколько же поводов для обвинения в контрреволюционных уклонах, в антисоветских выступлениях и т.д.! Сколько было бы новых жертв! Так что хорошо, что служители избавлены от этой опасности!" Были в истории Церкви патриархи-негодяи, патриархи-еретики и ересиархи, но вот патриарх, радующийся невозможности учить детей слову Евангелия, стал достижением нашего скорбного ХХ века" (Е. Холмогоров. Указ. соч. "Церковность". М., 2000, № 1. Сс. 53-54). Радовался Патриарх достижениям иного характера: "В конце литургии Владыка обратился с словом к своим землякам. Он сказал, что село стало неузнаваемым, не видно в нем искривленных, крытых соломой хат, какие изобиловали в 10-х и 20-х годах. Вместо них сейчас добротные, крытые железом и шифером многокомнатные дома, и почти на каждом из них возвышаются антенны радио и телевизоров. "Такой культурной и богатой жизнью, - заключил Владыка, - село обязано советской власти,которая заботится о счастливой, мирной и богатой жизни своих граждан" ("Журнал Московской патриархии". 1970, № 3. С. 21).

Выше всего ценивший спокойствие, Алексий был легко управляемым человеком. Соратники советского Патриарха подчеркивали, что "его пастырская деятельность патриаршего периода примечательна событием воссоединения униатов Западной Украины с Русской Православной Церковью, совершившегося в 1946 году" ("Журнал Московской патриархии". 1965, № 2. С. 74). Но прекрасно известно, что это "добровольное воссоединение" происходило под жестким контролем советских властей, а конкретно – первого секретаря Компартии Украины Н.С. Хрущева. Это была сугубо чекистская акция, и подписавшему пакт "Сталина-Сергия" Алексию ничего не оставалось, как подписать и ее позорные документы.

Не менее позорным было участие Алексия (Симанского) в церковной реформе 1961 года, которая представляла "новые возможности для внутреннего разложения церковного организма. Священник полностью отделяется от административной, хозяйственной и финансовой деятельности прихода и только нанимается по договору как "служитель культа" для "удовлетворения религиозных потребностей" "религиозного объединения". Упраздняются епархиальные органы управления жизнью приходов /…/. Теперь атеистическая власть не только производит "регистрацию" (праворазрешения) священника и "исполнительного органа", но и целиком контролирует хозяйство и финансы прихода, назначает старосту и казначея, используя свои права, естественно, в нуждах атеистического разложения Церкви. Статус епископа и патриарха в Церкви вообще никак не оговаривается законодательством, то есть архиерейство не имеет никакого законного права влиять на жизнь приходов. "Уполномоченные" Совета по делам религий при исполкомах являются толкователями церковной законности и высшими судьями во всех вопросах жизни Церкви. Всем этим разрушается организационная структура Патриархии /…/. Все действия священства и архиерейства теперь целиком определяются "уполномоченными" атеизма" (В. Аксючиц. 70 лет Вавилонского пленения // Вестник Русского Христианского Движения, №152. 1988. С. 79).

На печальной памяти Архиерейском Соборе 1961 года Алексий открыл простор антирелигиозному произволу. Можно, конечно, возражать, что в условиях тоталитарного режима он не мог противостоять атеистическому руководству, но ведь были архиереи, которые не подписывали и не признавали Декларации митрополита Сергия, были и в советской патриархии епископы, которые не признавали решений "собора" 1961 года. Во всяком случае, вполне можно было не придавать антирелигиозным постановлениям некой псевдоканонической видимости. Когда позже группа из восьми архиереев, возглавляемая архиепископом Калужским Ермогеном (Голубевым), обратилась к Алексию I с предложением пересмотреть постановление 1961 года о приходском уставе как несоответствующее учение о Церкви, он счел наилучшим отправить Ермогена на покой и заточить его под домашний арест в монастыре. Здесь сразу вспоминается беседа священномученика Кирилла Казанского с Тучковым и обстоятельства создания сергианского "синода".

За свое верное "служение" Алексий получил четыре ордена "Трудового Красного Знамени". Его награждали и Сталин, и даже Хрущев, и Брежнев. Четырехкратное награждение этим орденом – уникальный случай в истории советской власти. Такой чести не был удостоен ни один из высших коммунистических руководителей. "Для меня очень ценным является внимание, оказываемое мне нашим Правительством и особенно Председателем Совета Министров СССР Никитой Сергеевичем Хрущевым, и я считаю долгом выразить мою искреннюю благодарность за это внимание. Я благодарю и присутствующего на нашем собрании председателя Совета по делам Русской Православной Церкви Владимира Алексеевича Куроедова за его сердечное приветствие и за участливое отношение Совета к нашим просьбам по многим церковным делам" ("Журнал Московской патриархии". 1963, Юбилейный выпуск. С. 7), – так звучали слова Патриарха в самый разгар хрущевских гонений.

Умер Патриарх Алексий I 17 апреля 1970 г., в возрасте 92 лет, после 25-летнего пребывания на патриаршем престоле. За этот продолжительный период сменялись советские и партийные руководители, но Алексий (Симанский) был верен курсу церковно-государственных отношений, созданному Сталиным. Будучи конформистом, он не посчитал нужным покаяться в своих славословиях Сталину в самое благоприятное для этого время хрущевской "оттепели", тем более что такое покаяние было бы воспринято с полным пониманием тогдашним политическим руководством страны и могло сказаться на развитии гонений против верующих. Алексий относился к Сталину фактически как к "новому Константину", по воле которого его Церковь получила легализацию, а он сам - статус высшего государственного сановника.

Сейчас высшие церковные сановники Московской патриархии (например, митрополит Волоколамский Иларион) называют Сталина "чудовищем, духовным уродом, который создал жуткую античеловеческую систему управления страной, построенную на лжи, насилии и терроре", но при этом не забывают возглашать Патриарху Алексию I "Вечную память".

http://www.portal-credo.ru/